«Мы три дня лежа́ли без хле́ба…»

Мы три дня лежа́ли без хле́ба, без су́па, на на́рах, пока́ две ро́ты не отпусти́ли домо́й. На́ша ро́та подошла́, говори́т: «Дак вы вперёд иди́те в столо́вую». Пришли́, нам да́ли по четы́ре восемьсо́т хле́ба, по соро́к во́семь рубле́й де́нег на доро́гу, а не́которые старики́ не е́здили в а́рмию, и нам говоря́т: «Де́вки, не е́шьте до́сыта, если поеди́те до́сыта, вас тут и оста́вим на всю жизнь, обезмо́жете». Дак мы отре́жем свой-то кусо́чек, я свою́ па́йку тебе́ отдаю́, а ты мне свою́. Уж из чужо́й не возьмёшь ника́к. Э́то со́весть была́ у всех, никто́ не возьмёт, не то́лько я, никто́. Все е́сти, дак всем вме́сте е́сти.

И пошли́ мы домо́й пешко́м, и шли всю доро́гу пешко́м, перешли́ на Аневский мост, как нам лу́чше идти́, че́рез Белозе́рск или большо́й дорого́й. Пойдёмте, спро́симте в дома́. Мужчи́ны говоря́т; «Де́вки, иди́те в дом, а мы в друго́й, мо́жет, нас там кипято́чком напо́ят, хоть обогре́емся». Мы так и сде́лали. Зашли́, спроси́ли у хозя́ев, нам как идти́ лу́чше: через Белозе́рск или большо́й дорого́й? Они́ говоря́т: «Иди́те большо́й дорого́й, ма́тушки, че́рез Белозе́рск доро́га неве́шоная, вы не зна́ете сне́га. В феврале́ пришли́, а в снега́-то вот каки́е моро́зы бо́льшие, с доро́ги собьётесь и поги́нете. Иди́те большо́й дорого́й, там маши́ны всё-таки иду́т, от А́невского <удар.?> моста́ до пе́рвой дере́вни два́дцать киломе́тров, переле́сок большо́й тако́й». Мы и пошли́ доро́гой. Идём, самолёты летя́т, маши́ны. «Де́вки, ложи́теся в снег». Вот лежи́м, пока́ не пролетя́т.