«Ну вот, а теперь мы живём – дай боже…»

Ну вот, а теперь мы живём – дай боже. Я всё этот ругаюся, как другие обижаются на жизнь. Я говорю: «Уж теперь на жизнь обижаться: пьем-едим только, что хотим. Если я не хочу, дак я и в рот не возьму. Уж теперь-то мы жить начали – дай боже. Это у нас – я же с Севера, с Мончегорска – туто одна из нас (ну тоже землячка, вместе работали) и говорит у меня соседка: «Спасибо мужикам, что деньги дают», – она грит. – «А каким мужикам-то спасибо?» – «Путину да Медведеву», – говорит. Ну дак кто-то спасибо говорит, а кто-то… Ой, Господи…

[ну вот / а т’эп’э́р’ мы жыв’о́м / дай бо́жэ // йа́ вс’о́ э́тот руга́йус’а / как друг’и́йэ об’ижа́йуцца на жыз’н’ // йа́ гр’у́ / уш т’эп’э́р’ на жыс’ об’ижа́цца // п’йом йид’и́м то́л’ко / шт’о хот’и́м // йэ́сл’и йа н’э хоц’у́ / дак йа и в рот н’э воз’му́ // уш т’эп’э́р’-то мы жыт’ на́ц’ал’и / дай бо́жэ // э́то у нас / йа жэ с с’э́в’эра / с мончэго́рска / ту́то одна́ из нас / ну то́жэ з’эмл’а́ц’ка / в’м’э́с’т’э рабо́тал’и / и говор’и́т у м’ин’а́ сос’э́тка // спас’и́бо мужыка́м / што д’э́н’г’и дайу́т / она́ гр’ит // а как’и́м мужыка́м-то спас’и́бо // пу́т’ину да м’эдв’э́д’эву / говор’и́т // ну дак кто́-то спас’и́бо говор’и́т / а кто́-то // ой / го́спод’и //]